«Вот что я Вам скажу, никто здесь, в Европе, не знает Россию и никогда её не знал. Я вовсе не идеализирую русских, отнюдь, в русских все-таки слишком много азиатского. Но факт остается фактом, русская нация оказалась сильнее и выносливее в этой безумной войне, и я не удивлюсь, если спасение для белой расы придет с Востока. Это будет логично».
Адольф Гитлер, (из последнего интервью фюрера, данного швейцарскому журналисту, Курту Шпейделю, за сутки до самоубийства).
С 22 июля 1941 года, бомбардировщики люфтваффе начали налеты на Москву. И хотя противовоздушная оборона советской столицы была организована блестяще, определённый ущерб они наносили.
И сталинским соколам, словно сама собой, напрашивалась идея ответить ударом на удар. Причём возникла она одновременно, «и сверху, и снизу». 24-го июля командующий авиацией ВМФ генерал-лейтенант С.Ф. Жаворонков впервые высказал её адмиралу Н.Г. Кузнецову. 26 июля Кузнецов с предложением о бомбардировках Берлина был у Сталина. А когда 30-го июля Жаворонков прибыл с ответственным заданием Ставки в расположение 1-го минно-торпедный авиаполка балтийского флота, его командир, полковник Е.Н. Преображенский, сразу представил уже готовую карту предполагаемого маршрута, расчеты и список из 36 экипажей, предварительно отобранных для этой операции.
Трудность заключалась в том, что в 20-х числах июля советские дальние бомбардировщики при полной бомбовой нагрузке уже были не в состоянии с тыловых аэродромов долетать до Берлина и вернуться обратно. И единственной точкой советской земли, с которой можно было дотянуться до столицы 3-го Рейха, был небольшой аэродром Кагул, на острове Эзель (Саремаа), самом крупном из островов Моонзундского архипелага. К этому времени остров находился глубоко в тылу немецких войск, но подобно «непотопляему линкору» был под полным контролем Балтийского флота. Аэродром Кагул, построенный перед самой войной для базирования истребителей И-153, имел земляную взлётно-посадочную полосу, длиной 1300 метров, что для дальних бомбардировщиков ДБ-3 было, явно, маловато. Но, поскольку, выбора не было, ставку делали на мастерство экипажей. Кроме того на аэродроме не было достаточного количества авиатоплива и авиабомб, необходимых для выполнения задания ставки.
Баржи с бензином и боеприпасами прошли из Кронштадта, сначала в, уже осажденную неприятелем, главную базу Балтийского флота, Таллин, а оттуда под усиленной охраной, минуя минные поля, на остров Эзель. Туда же, ранним утром 4 августа, совершили перелет из-под Ленинграда 15 экипажей полка.
И уже 7 августа, ровно в 21.00 Евгений Преображенский поднял в воздух флагманскую машину. Вслед за ним взлетели и остальные, тяжело отрывая от земли, нагруженные под зявязку, бомбардировщики. Три звена, по пять самолётов в каждом. В режиме радиомолчания, ориентируясь по световым сигналам с флагмана. Штурман авиаполка, Петр Хохлов, уже слетавший, накануне, на разведку маршрута, рассчитал дугу большого круга почти по Пушкину – «мимо острова Буяна» (о. Рюген) — на маяк порта Штеттин, морских ворот Берлина. Над территорией северной Германии группу засекла немецкая противовоздушная оборона. Но огня по ним не открывали, приняв за сбившихся с курса рыцарей люфтваффе.
Расчёты по запасам топлива показывали, что 10 из 15 машин не смогут вернуться на базу, если полетят на Берлин. Поэтому для них было принято решение отбомбиться по портовым объектам Штеттина. Однако пять машин полка все же долетели до столицы, где в тот день ещё полностью отсутствовала светомаскировка. Зачем? Ведь министр пропаганды Йозеф Геббельс объявил, что советская авиация разгромлена, а главком воздушных сил Герман Геринг обещал, что «ни одна бомба никогда не упадёт на столицу рейха». В окнах домов горел свет, освещены вокзалы, площади, на улицах видны двигающиеся трамваи и автомобили…
Пять бомбардировщиков сбросили бомбы на военно-промышленные объекты в самом центре города. И нарушая режим радиомолчания, в Ставку полетело сообщение: «Моё место-Берлин. Задачу выполнили».
Когда над покалеченным Берлином взошло солнце, газеты вышли с растерянными заголовками: «Английская авиация бомбардировала Берлин. Имеются убитые и раненые. Сбито 6 английских самолётов». И не смотря на всю мощь заветов Геббельса – «чем наглее ложь, тем более в неё верят» — жители Берлина уже рассказывали друг другу, что бомбили их русские. Ведь кроме фугасных и зажигательных бомб балтийцы сбросили и, так называемые, агитационные бомбы, с листовками.
Но вернёмся, вместе с самолётами полка Евгения Преображенского в Кагул. Для них это была лишь прелюдия дальнейшей боевой работы.
Герой Советского Союза, подполковник Евгений Преображенский (крайний справа во втором ряду) с лётным и техническим составом своего экипажа на аэродроме Кагул
13 августа 1941 года пятеро лётчиков, первыми потушившие огни Берлина, получили звания Героя Советского Союза и по 2 тысячи рублей. Остальные лётчики были также награждены и премированы.
После этого, группа Евгения Преображенского бомбила столицу рейха ещё 7 раз. И каждый последующий вылет был труднее предыдущего, поскольку теперь их уже ждали. Немного выручало, то, что самолёты были оборудованы кислородным оборудованием и после сброса бомб, могли подниматься на высоту более 7000 метров, а прожектора немецких ПВО доставали только до 6000. Последняя в 1941 году бомбардировка Берлина была совершена 4 сентября.
Всего же летчики Балтфлота совершили 86 самолётовылетов. Из них:
- 33 вылета долетели до Берлина, сбросив на него 21 тонну «подарков Гитлеру» — фугасных и зажигательных бомб и 34 агитбомбы с листовками..
- 37 самолетов не смогли выйти к столице Германии и нанесли удары по другим городам, Штеттину, Нойбрангсбургу, Кольбергу, Мемелю, Виндаме, Данцигу, Либаве.
- 16 раз, по различным причинам, машины были вынуждены прервать полет и вернуться на аэродром.
За всё время осуществления налетов полк потерял 18 самолетов и 7 экипажей, причем, два самолета и один экипаж погибли на аэродроме Кагул, когда, по требованию представителя Ставки, полковника В. Коккинаки, проводили эксперименты по возможности взлёта с короткой полосы с увеличенной бомбовой нагрузкой. (Законы физики не подчиняются требованиям идеологии)
Как бы там ни было, но c этого времени берлинские домохозяйки стали писать своим мужьям на восточный фронт письма, подобные этому:
« Дорогой мой Эрнст! Мрачные мысли не оставляют меня. Последнее время ночью к нам прилетают бомбардировщики. Всем говорят, что бомбят англичане, но нам точно известно, что нас бомбят русские. Они мстят за Москву. И вообще скажу тебе: с тех пор как появились над нашими головами русские, ты не можешь представить, как нам стало скверно. Ах, Эрнст, когда русские бомбы падали на заводы «Сименса», мне казалось, всё проваливается сквозь землю. Зачем вы связались с русскими?»
Да, собственно, многие из офицеров Вермахта, прямые потомки рыцарей ливонского и тевтонского орденов, имевшие великолепное образование, — они же не только «Main Kampf» читали, но знали и произведения Шиллера, Ницше, Гейне, Шопенгауэра, Канта… Бисмарка, наконец — не могли, уже тогда не понять, что проиграли войну. Есть же ещё и наследственная память…. И что, утверждение Иосифа Сталина – «Враг будет разбит! Победа будет за нами!» — в отличие от громких заявлений доктора Геббельса, не просто колебания воздуха.
9 мая 1945 года первый комендант Берлина, генерал Николай Берзарин, отправил командиру 1-го гвардейского минно-торпедного авиационного, Клайпедского, Краснознаменного полка такую телеграмму. «Летчики Балтики! Вы первые начали штурм Берлина с воздуха, мы закончили его на земле и выполнили приказ Родины, партии и правительства — водрузили Знамя Победы над рейхстагом. Поздравляю вас с победой!»
© Игорь Шпинёв